не бывает предателей?
Наверное, долгие размышления под инструментами Живодера заточили мой разум. Я вдруг понял столь хорошее отношение Полузубого.
— А ведь ты знал! Ты с самого начала знал, кто я такой. Лесной волк [21] сказал тебе!
Взгляд Полузубого дрогнул, метнулся в сторону. Я же не сводил с него глаз.
— Ведь так? Тогда зачем вот это всё: столб, бой с Живодером, моя спина?
Бритт схватил меня за грудки, притянул и просипел сквозь оставшиеся зубы:
— Ты угадал. А ещё «лесной волк» сказал, чтобы я немного поучил тебя уму-разуму. Кажется, с этим я справился.
Я едва касался земли пальцами ног, но всё же сумел оскалиться.
— Никакого мешка ты не получишь! Это моя добыча.
Полузубый отпустил рубаху, сплюнул и сказал:
— Зато твоя спина стала моей добычей!
— Бэф йо хардох! Домну а Дану инхиво имен айв гилих!
Я стоял голый по пояс, а позади бритты обсуждали работу Живодера. Конечно, на бриттском. Что же там было нарисовано? Полузубый на мои вопросы только хмыкал, Живодеру для объяснений не хватало знания нордского.
По Одноглазому я мог понять, что должно было выйти неплохо. Половина его лица покрылась росчерками и точками, сложенными в изящный узор, словно вышивка на рубахе, и пустая глазница была вплетена в него тонкими темными линиями. Я видел, как женщины подходили и трогали лоб и щеку Одноглазого.
Когда же видели мою спину, то всегда упоминали Домну и Дану. То ли сравнивали красоту рисунка с богинями, то ли проклинали меня их именами.
В конце концов я не выдержал и отыскал дом, где поселили жреца Солнца. Там уже была какая-то баба, всё кланялась и говорила, говорила и кланялась, а жрец тихо ей отвечал. Я встал у порога и ждал, пока она уйдет.
Что бы там ни говорил Полузубый, некоторые бритты в его селении уже переметнулись на сторону Солнца, особенно женщины. Жрец был не только красноречив. Несмотря на темную кожу и черные волосы он был не так уж уродлив, к тому же девятая руна. Бриттки должны заглядываться на такого мужчину. Его вера позволяет спать с женщинами? Скорее всего, нет. Его бог, судя по всему, жуткий зануда.
Перед этим я два дня избегал встречи с жрецом, боялся, что он снова заморочит голову ерундой насчет Солнца, рек, берегов и восхваления слабых. Но в поселке больше никто не говорил на нордском!
Мне надоело смотреть на жреца и тощий зад бриттки, потому я начал разглядывать обстановку дома. Эта землянка была чуть повыше и просторнее, очаг сложен немного иначе. Те же лавки, стол. Жрец повесил на стену несколько полотен, на одном был намалеван желтый круг. Неужто ему солнца на небе не хватает, что он вешает его в доме? Остальные полотна были украшены черными незнакомыми узорами. Я вглядывался в них и так и сяк, пытаясь угадать, что там вплетено, но не мог увидеть ни тварей, ни животных, ни какого-то смысла. Может, это трава с пчелами?
Наконец женщина ушла. Жрец посмотрел на меня, улыбнулся и указал на одно из полотнищ с узорами.
— Здесь записаны слова самого Наби́ано́ра: «Солнце рождает, солнце кормит, солнце убивает».
— Я могу сказать то же самое про море.
— Море не везде. Многие жители моей страны ни разу не видели моря, а солнце повсюду.
— На севере зимой солнца не видно месяцами.
— Но даже там люди знают, что оно вернется.
Я еще раз глянул на узоры. Никаких слов там не было. Как можно засунуть чужие слова в тряпку? Ладно, не за этим я пришел. Шагнув к столу, я снял плащ, стянул верхнюю рубаху, потом нижнюю и повернулся спиной к жрецу.
— Это… хорошо, — несколько неуверенно сказал он. — Интересная работа.
— Что там нарисовано? — грубо оборвал я.
— На первый взгляд, ничего. Шрамы толстые и тонкие, некоторые пересекаются, некоторые нет. Есть красные точки ожогов. Но если отойти подальше и не вглядываться в шрамы, то можно разглядеть фигуру женщины. Она сложена из светлых черт. А потом видишь, что позади нее стоит еще одна, темная, и светлая словно внутри темной. Я думаю, темная фигура — богиня бриттов Домну, которая считается матерью всех богов, а светлая — Дану, ее дитя.
— Но я не бритт! Я молюсь другим богам! — взревел я.
— Понимаю.
Я натянул одежду, застегнул фибулу на плаще и развернулся к двери, как жрец сказал:
— Раны уже зажили. Даже если ты станешь на шаг ближе к небесам, шрамы останутся.
Я нехотя остановился.
— Что еще за небеса такие?
— Я хотел сказать: даже если ты получишь новую руну, рисунок останется. Мой народ называет руны иначе.
— Да понял я, — и я снова посмотрел на жреца. — Зато если перед руной срезать со спины кожу, шрамы исчезнут.
Он задумчиво кивнул.
— Мне непонятно другое, жрец. Неужто в твоем народе небо считают чем-то дурным? Чем-то навроде бездны?
— Нет. Небо чисто и безупречно. Небо отделяет нас от бога-Солнца, чтобы его свет не ослепил людей.
— Но ведь по твоей вере руны — это плохо! Нельзя получать руны, нельзя убивать, нельзя-нельзя-нельзя. Не вера, а сплошные запреты. Почему же вы называете руны шагом в небеса?
Жрец присел на лавку, положил руки на колени ладонями вверх.
— Вот поэтому я назвал тебя отмеченным Солнцем. Тебе интересна моя вера.
— Нет, мне интересно, почему такие глупые люди еще не вымерли.
— Это старое название ваших рун. Пятая руна — это первые небеса, десятая руна — вторые небеса, а руны между ними — шаги к небесам. До прихода Наби́ано́ра [22] каждый воин мечтал подняться до четвертых небес, а потом шагнуть еще выше.
— Как и мы… — начал было говорить я.
Жрец поднял руку, и я замолчал.
— Ардуанор — так называется моя страна, по вашему — страна света. Там всегда много света и солнца, а воды мало. В Бриттланде сложно найти землю без травы или деревьев, много рек, ручьев, озер. В Ардуаноре чтобы отыскать траву, можно идти немало дней, и каждый такой клочок земли ценится очень высоко. Зато там много песка, а в песках живут скорпионы, змеи и песчаные твари, и сила тех песчаных тварей так велика, что нужно два десятка всадников не ниже первых небес — хускарлов, и несколько воинов выше вторых небес — хельтов. И каждый бой отнимает жизни. Потому ради плодородных земель и ради силы мы сражались друг с другом. В Ардуаноре много племен, сотни разных кланов и языков.